Брилибург. Город прозы.

отдыхала в пионерском лагере. С соседними девочками Даша по своему малолетству не успела подружиться, и ей казалось, что девочки, её ровесницы, избегают и боятся с ней дружить, видимо из-за того, что её мама находится при смерти, наверное, их напугали родители. Дашенька осознавала, что она ещё маленькая, многое из происходящего не понимает и не скоро поймёт и помочь своей маме ничем не может, и от сознания своего полного бессилия сильно огорчалась. Из взрослых никто её особенно не утешал, а только гладили по головке и называли сиротинкой, непонятным для неё словом, чужим и неприятным, загадочно таинственным, даже пугающим. Ещё при жизни мамы Даша несколько раз слышала разговоры за ужином между дядей Андреем и Агафьей, что после смерти её мамы Дашу будут оформлять в детский дом. Тётка Агафья всё чаще настаивала, что с этим делом надо поспешить, пока Даша по своему малолетству может не так тяжело пережить это горе, а после оно и вовсе из её памяти изгладится, ей же потом легче будет жить. А сейчас нельзя задерживаться с её оформлением, потом горя с ней не оберёмся. Дядя Андрей, похоже, молча соглашался с этим, но неприятный разговор всегда переводил на другую тему. Как- то в позднюю вечернюю пору, когда дядя Андрей с работы ещё не вернулся, Даша приметила, что из её комнаты тётка Агафья выносит свёрнутую в рулон мамину постель и с усердием всё это запихивает в чулан. Даша, увидев это, почуяла недоброе, ухватилась хилыми ручонками за ватное одеяло и, заплакав, закричала тоненьким голоском, полным отчаяния: – Тётя Агафья, не трогайте мамину постель, она же мамина и моя! Я где спать-то буду?!