Брилибург. Город прозы.

– Да не мешайся ты, горемыка, под ногами, – недовольно сказала Агафья и чуть оттолкнула её от постели. Даша заплакала и широко открытыми глазами, полными слёз, с содроганием смотрела, как их с мамой постель исчезает в тёмном чулане. А тётка Агафья не унималась, рассерженная её плачем. – Завтра с утра дядя Андрей свезёт тебя в детский дом, там будешь жить среди таких же сирот. Учить вас грамоте будут, плясать и петь научат, на экскурсии будете ездить, и красиво одеваться приучат. А здесь в нашей глухомани ничему этому ты не научишься, так неучем и останешься, как твоя мама, и такой же несчастной будешь. Так что, детка, одну-то ночь как-нибудь переспишь на сундуке, а утречком и поедете. Из всего сказанного Даша поняла лишь одно, что её отдают в какой-то детский дом, о котором она не имела никакого понятия. Однако напугалась она тому, что ей придётся надолго, а может навсегда, уехать из этого дома, где они жили с мамой и похоронили её на деревенском кладбище, куда она бегает к ней в гости, а теперь всего этого не будет. От обиды и невозможности кому-либо пожаловаться на грозящую ей беду она сипло заголосила, зашла в избу, прилегла на широкую лавку, да так и давилась слезами, пока не сморил её тяжёлый сон. Тётка Агафья, занятая по хозяйству, не подошла к ней ни разу за весь вечер, не успокоила, не приласкала. Утром Дашу разбудили рано, и спросонья она не могла сразу понять, в какую дальнюю дорогу её так старательно собирают, одевают во всё тёплое и котомка с её вещами была уже приготовлена, находилась у дверей. Тут она и догадалась, вспомнив вчерашний разговор, что дядя Андрей повезёт её на