Брилибург. Город прозы.

Антон запомнил первый пирожок, принятый из рук матери. Он ел его в течение часа, откусывал по малому кусочку и многократно, будто любуясь «собеседником», переворачивал языком крохотную мякоть, пока та окончательно не рассыпалась во рту. Выписали Антона через две недели. «Иди, – сказал оперировавший его хирург, – и живи заново!» И правда, жизнь после смерти оказалась совсем другой, чем та, прежняя, коллективная и бессознательная, прожитая почти бесследно, судя по дневным обрывкам памяти и беспамятным провалам десятилетий. Побывав в пространстве, где всё бесконечно и нет начал, Антон разительно изменился. Он перестал замечать многие шероховатости бытия – мусор на полу, небрежность в одежде, сумки, висящие на ручках дверей, разбросанные по комнате вещи. Бытовая слепота коснулась Антона не потому, что он стал хуже видеть или заделался неряхой. Нет! Изменилась, если так можно выразиться, его оптическая шкала – прежние приоритеты перестали быть значимы. Размышляя, к примеру, о жизни и смерти одуванчика, Антон не замечал, что вышел на прогулку в домашних тапочках. Или, увидев на обеденном столе мышь, – не серчал и не бежал за мышеловкой, но с улыбкой созерцал главную героиню сказки про репку и про высокий смысл малых величин. «Как хорошо жить на свете, если ты никому не желаешь зла!» – рассуждал он, разглядывая комара, «доверчиво» пьющего кровь у него с руки. Вместо того, чтобы прихлопнуть наглеца, Антон наблюдал, как раздувается комариное брюшко,